понедельник, 21 февраля 2011 г.

Чингисхан и его сокол, Коэльо

  Во  время  недавнего  посещения  Казахстана,  страны в  Центральной  Азии,  мне представилась возможность понаблюдать за охотой с соколами.  Не  стану вдавать- ся здесь в рассуждения относительно оправданности употребления  в  данном  случае слова  «охота». Замечу лишь,  что в  этом  действе  совершается  один  из  при родных циклов.
Я был без переводчика,  но то,  что в иной  ситуации могло  стать проблемой,  оказалось  благом. возможности общения,  я больше обращал внимание  на действия. Сначала свита охотника остановилась,  сам он отделился от нее, снял колпачок с головы птицы. Я не знал, почему он остановился именно в том месте, и некого было спросить.

Сокол  взлетел,  описал  несколько  кругов  в  воздухе и вдруг выверенным нырком устремился к оврагу и исчез в нем.  Приблизившись,   мы  заметили,  что он  держит в лапах лисицу.  Потом сцена повторилась еще
На обратном пути я встретился с моими знакомыми,
уже поджидавшими меня, и смог наконец задать вопрос, каким образом удается приручить сокола и заста- вить его делать все то, что я видел, в частности покорно сидеть на руке хозяина (и даже на моей  на которую
посадили,  предварительно  повязав  кожаные  ман- жеты   благодаря  этому я  смог  увидеть  вблизи  его острые когти).
Внятного  ответа я так и не получил. Все только то,
что это искусство передается из поколения в поколение, отец учит сына, тот, в свою очередь, учит своего сына  и так далее.  Но  навсегда останется  в памяти сетчаткой моих глаз удивительная картина:
на фоне заснеженных гор силуэт лошади и всадника, взлетающий с его руки сокол и выверенный  нырок в цель.
А еще  запомнится  легенда,  которую  рассказал  мне
потом за обедом один из сопровождающих.
Однажды утром монгольский  завоеватель Чингисхан со своей свитой отправился на охоту. Его спутники во- оружились луками и стрелами, а сам он держал на руке любимого сокола. С ним не мог сравниться никакой стрелок, потому что птица выглядывала жертву с неба, куда человек не способен подняться.
И все же, несмотря на азарт, овладевший охотниками,
никто  из них так ничего и не добыл.  Разочарованный Чингисхан возвращался в свой лагерь, и, чтобы не вы- мещать дурное настроение на своих товарищах, он удалился от свиты и поехал один.
Они слишком задержались в лесу, и Чингисхан изнемогал от усталости и  от жажды. Из-за  засухи, слу- чившейся в том году, речки пересохли, и нигде нельзя было найти ни глотка воды, но вдруг  о чудо!   он заметил тоненькую струйку воды, стекающую со скалы.
Тотчас же он снял с руки сокола,  достал небольшую серебряную  чашу,  всегда находившуюся  при нем,  под- ставил ее под струйку и долго ждал, пока она наполнится до краев.  Но  когда он  уже подносил  чашу к губам, сокол взмахнул крыльями  и выбил ее, отбросив далеко в сторону.
Чингисхан  пришел в ярость. Но все же он очень любил этого сокола и к тому же понимал,  что птицу тоже, наверное,  мучает жажда. Он поднял чашу, вытер ее и снова  подставил  под  струйку.  Не  успела  она  наполниться и наполовину,  как сокол опять выбил ее из руки.
Чингисхан  обожал птицу,  но он никак  не мог допустить столь непочтительного  отношения  к себе.  Кто- нибудь мог стать свидетелем  этой  сцены,  а потом  рассказать  его  воинам,   что  великий  завоеватель  оказался не способен  проучить  какую-то  птицу.
Он  извлек  меч,  а другой рукой поднял  чашу и подставил ее под струйку, одним глазом следя за водой, а дру- гим  за соколом.  Когда  воды набралось  достаточно, чтобы утолить жажду, сокол снова взмахнул
задев ими чашу, но на этот раз Чингисхан точным ударом меча  рассек  ему грудь.
И тут струйка иссякла.  Полный решимости во что бы то ни стало добраться до источника,  Чингисхан стал взби- раться на скалу. Он обнаружил его на удивление быстро, но в нем, прямо в воде, лежала мертвая змея   самая ядовитая из всех обитающих в тех местах змей. Если бы он выпил воды, не быть бы ему в живых,
Чингисхан вернулся в лагерь с мертвым соколом в рука х и  приказал  изготовить  его изваяние  из чистого  зо- лота,  выгравировав  на одном  крыле:
«Даже когда твой друг совершает поступки,  которые
не по душе, он остается твоим другом».
На другом же крыле он распорядился  написать:
«То, что делается в ярости,  не ведет к добру».

7 комментариев:

  1. «Даже когда твой друг совершает поступки, которые
    не по душе, он остается твоим другом».
    На другом же крыле он распорядился написать:
    «То, что делается в ярости, не ведет к добру».

    Хорошо сказанно! Я еще свой цитатник потихоньку собираю, и это просто в первые строки буду вписывать :)

    ОтветитьУдалить
  2. Да, именно поэтому в восточной культуре нет такого понятия как "праведный гнев" (^_^)

    ОтветитьУдалить